Лето перемен - Страница 38

Вероника слегка замешкалась, неловко перехватывая Джеки, и тут случилась удивительная вещь. Нянька Нэн в одно мгновение ока вылезла из машины и спокойно забрала Джеки из рук Вероники. Ловко и легко укачивая его маленькими ручками, нянька пробасила неожиданно громко:

— Садись, дева, не то брякнешь дитя об машину. Да не бойся! Кто к няньке Нэн в руки попал, тот всю обедню проспал. Это в МОЕ время так говорили. Ах, воробушек, косточки тонкие, личико грустное, мука его мучила, горем пузико пучила, теперь потеплеет, прильнет к своему, станет нашим…

Вероника зачарованно вслушивалась в диковатые сентенции нянюшки, машинально расправляя платье и садясь в машину. Странно, но Джеки, обычно очень чутко спавший на чужих руках (о бедная Джованна, однажды осмелившаяся погладить его по головке поздней ночью! Она уверяла, что оглохла дня на три.), в объятиях нянюшки расслабился и зачмокал губками, что свидетельствовало о его полном и безмятежном спокойствии. Странно было и то, что сама Вероника не испытала ни малейшего беспокойства. Видимо, нянька Нэн действительно была всегда… и всегда укачивала детей. Когда не колдовала.

Наконец машина тронулась. Уже через несколько минут стали видны пляшущие на холмах огни, а вскоре до ушей Вероники донеслись и звуки волынки. Джон поймал ее фиолетовый взгляд в зеркале и подмигнул ей.

— Все в порядке?

— Не знаю. Нервничаю немного.

— Боишься их? Не бойся. Они тебя полюбят.

— Уверен?

— Почему нет? Ты красивая, добрая, хорошо ко мне относишься, мама рядом с нами, не говоря уж о нянюшке Нэн.

— Это важно?

Нянька Нэн авторитетно подтвердила:

— Хо! К зеленым глазам не подходи, беду наглазят, а синих сторонись, плачут часто, от карих одна суматоха в голове молодых балбесов, а вот в глазах цвета грозы над вересковой пустошью можно ответы искать…

— Какие ответы, нянюшка?

— Балбес! Рули давай!

— Рулю, рулю, не сердись.

Вера безмятежным голосом попыталась внести ясность.

— Нет, в самом деле, нянюшка, я как-то не уловила, что ты имела в виду?

— Ты, моя девочка, уловить можешь только тлю на своих лютиках, а в МОЕ ВРЕМЯ леди были поумнее!

Вероника зажмурилась. Ей казалось, что она въезжает в какую-то сказку, немного страшноватую и совершенно неизвестную. Нянюшка Нэн представлялась ей мудрой ведьмой, не то, чтобы доброй, но уж точно не злой; Вера до крайности напоминала рассеянную и добродушную Королеву, а уж с принцем все было ясно изначально.

Вот узнать бы еще, кем предстоит в этой сказке стать самой Веронике — принцессой или лягушкой?

Они вышли из машины прямо посреди широкого луга. Их окружали люди, молодые и старые, мужчины и женщины, дети и старики.

Современные джинсы соседствовали с войлочными шапочками стрелков Робин Гуда, клетчатые шотландские юбки — с легкомысленными шортами… Толпа сдержанно гудела, изо всех сил стараясь не шуметь. Вероника чувствовала, как по ней ползут любопытные взгляды. Не всегда добросердечные. Иногда настороженные. Редко — откровенно враждебные. Она почувствовала головокружение и желание зарыться лицом в одеяльце Джеки, вдохнуть милый воробьиный запах… В этот момент надежная сильная рука обвила ее талию, Джон уверенно и нежно поддержал Веронику, а нянька Нэн решительно взялась за наведение порядка.

— Ну чего гудите? Хотели праздновать, так и скачите, пейте, да веселитесь, а пялиться на дитя нечего. Дитя спит. Мастер Джон, проводи-ка девочку с маленьким брауни в свою тарахтелку. Она что-то бледненькая.

Джон это и сделал, а Вероника едва не взвыла, потому что ей предстояло остаться с ним практически наедине в интимной тесноте машины. Джеки не в счет. Для нее он — помеха в возможном бою за девичью честь, а для Джона — лишний стимул добиться своего.

На лужайке с их уходом возобновились танцы, музыка, нестройные здравицы и энергичное звяканье кружек и стаканов. Джон заботливо усадил Веронику на заднее сиденье, обошел машину с другой стороны и сел рядом.

— Голова кружится? Закрой глаза и думай… о чем хочешь.

— Ни одна женщина в здравом уме не закроет глаза в твоем присутствии. У тебя эта… как ее… харизма!

Джон захохотал, но быстро спохватился и закрыл рот рукой. А потом произошло и вовсе неожиданное. Вероника спокойно и с большим облегчением склонила голову на плечо своего немыслимого лорда и полностью расслабилась. Именно этого хотело ее тело, и вот теперь она чувствовала себя весьма комфортно.

Из общего шума и гомона на лужайке взмыл высокий чистый голос. Звонкий, девичий, он выводил чарующий кельтский напев, и Вероника, всегда довольно равнодушно воспринимавшая фольклорные игрища, поймала себя на том, что растроганно всхлипывает и не хочет, чтобы песня кончилась.

— Что это, Джон? Кто это пел? Это так чудесно…

— Песня, призывающая Бельтайн. Праздник расцвета и плодородия. Этой песне тысяча лет, а может, и больше. Кто же ее может петь, как не…

— Нянюшка!!! Смотри, это она!

— Не шуми, Джеки разбудишь. Конечно, нянюшка.

— Что это ты делаешь, ваше лордство!

— Обнимаю тебя. Становится прохладно.

— Я не замерзла.

— А сама-то ко мне прильнула!

— Это для твоего спектакля. К тому же, люди все приятные…

— Ты им тоже понравилась. Положи Джеки на сиденье. Выйдем к ним на секунду.

И она купилась на эту приманку. Устроила Джеки на необъятном сиденье «бентли» и повернулась к Джону…

… чтобы немедленно оказаться в его объятиях.

— Что… ты…

— Я же сказал — обнимаю.